Запретный храм - Страница 29

— Я думаю, было бы разумно представлять, на что мы нарвемся, если нас задержат в районе ограниченного доступа. И как, черт побери, нам избавиться от переводчика? Они ведь без переводчика туда не пропускают.

— Придется от него улизнуть. Встанем пораньше — и ищи нас, — ответил Лука.

— Так вот оно, значит, решение — встать пораньше? Это и есть наш план? — спросил Билл, качая головой. — Ты что, шутишь?

Лука поднял руку, словно в оправдание.

— Слушай, Билл, нам ведь не впервой, мы делали вещи и похуже. И Рене, как обещал, прикроет нас. — Повернувшись к Рене, Лука увидел, что тот откинулся на спинку, держа стакан на животе. — Я верно говорю?

Рене, казалось, неохотно вернулся в настоящее и посмотрел на них слегка помутневшими от бренди глазами.

— Ничего с вами не случится, — сказал он наконец. — Вы же не лезете в зону политического конфликта. Их главное… внимание приковано к туроператорам. Я выправлю вам необходимые документы, и вас пропустят.

Несколько секунд они сидели молча, оценивая риск, на который идет Рене.

— Вот что… Да пошли они знаете куда? Я тут такого говна наелся, что если меня отсюда выкинут, это будет как гора с плеч.

— Спасибо, Рене, — сказал Лука.

— Да, спасибо, — добавил Билл.

Рене кивнул, давая тем самым понять, что вопрос закрыт.

Со скрежетом отодвинув стул, Лука поднялся на ноги.

— Сейчас вернусь, — пообещал он и направился в туалет, пробираясь между столиками.

Возвращаясь в зал, он остановился. На его пути стоял хрупкий китаец, сидевший раньше за столом у окна. Одной рукой он кусочком ткани протирал стекла очков, а другую держал в кармане.

Лука замер на секунду, ожидая, что тот отойдет, потом вежливо кашлянул. Человек закончил протирать линзы, но явно не торопился пропускать Луку.

У него были необычно большие зрачки, чуть ли не во всю радужку. Благодаря этому в глазах стояло удивительно пустое выражение. Лука, видя, как эти глаза смотрят сквозь него, почувствовал мурашки на коже.

— Извините, — сказал он, произнеся одну из немногих известных ему фраз на китайском, и, покачав головой, проскользнул мимо.

Когда он вернулся за столик, Билл и Рене разговаривали.

— Ты и в самом деле невежественный глупец? — улыбаясь, спросил Рене у Билла. — Свастика — буддистский символ, приносящий удачу. Здесь ее можно увидеть хоть на дверях, хоть на предметах культа. Гитлер ее присвоил и переиначил немного, как и многое другое.

— Но на человеческом черепе? — возразил Билл, когда Лука уселся рядом.

Рене фыркнул.

— Вас в школах чему-нибудь учат? Местные воспринимают смерть не так, как европейцы. Подумай сам. Что делать тибетцам со своими покойниками? Хоронить? Ха! Попробуй-ка вырыть могилу в этой земле — она почище вечной мерзлоты. Да тебе целый день придется копать!

Он отхлебнул еще бренди, жестом приглашая Луку присоединиться. Лука опрокинул стакан и зажмурился, почувствовав вкус алкоголя. Потом он широко улыбнулся.

— И кремировать тела тоже нельзя, — продолжил Рене, отирая рот тыльной стороной ладони. — На этой высоте деревья можно по пальцам пересчитать, и любое приличное дерево идет на изготовление всяких необходимых штук, а не для того, чтобы избавляться от чего-то ненужного. — Он резко понизил голос. — Знаете, что они делают в итоге?

Оба отрицательно покачали головами.

— Они берут длинные ножи и нарезают покойников на части: кости, сухожилия, мышцы… все расчленяется. Потом они оставляют труп падальщикам, чтобы его очистили до костей, а кое-что скармливают собакам.

Билл поперхнулся бренди, покачал головой и изобразил на лице улыбку.

— Это отвратительно.

— А по мне, так вполне рационально, — весело возразил Рене. — Это называется «небесные похороны». Звучит, как и все в Тибете, очень мирно и духовно, хотя на практике оказывается довольно кроваво. По-настоящему изысканны здесь только цветы. Тибет — одно из немногих мест на земле, где есть приличные разновидности Cousinia — великолепная окраска и вообще очень редкий вид. Я в свое время немало засушил их для гербария. — Он снисходительно помолчал. — Вобщем, немалая часть тела используется для создания всевозможных орудий, музыкальных инструментов и прочей ерунды. Тот череп, что вы видели, возможно, был частью барабана или чашей для питья.

Он замолчал, чтобы они прочувствовали этот мрачный образ.

— А почему бы и нет? Если череп может удержать мозги, то должен удерживать и бренди!

Поблизости некоторые из посетителей резко отложили ножи и вилки. Лука и Билл, увидев их брезгливые взгляды, заулыбались.

Лицо Рене тоже сморщилось от смеха, но, прежде чем его живот перестал дрожать, он снова потянулся к бренди. Он на секунду задержал руку с бутылкой, его лицо посерьезнело.

— Я не знаю, ребята, что у вас на уме, но желаю удачи. Если вы задумали что-то рисковое, я готов прикрывать ваши тылы. Тибету нужны смелые люди.

Кинув взгляд на офицеров у окна, он снова наполнил стаканы. Его улыбка увяла, сменившись грустным выражением.

— А я свою смелость нахожу вот в этом!

Они разом подняли стаканы и осушили их. Лука и Билл поморщились, Рене громко рыгнул.

— Да, еще одно, — сказал Лука, чувствуя, как тепло от бренди разливается по телу. — Что такое «по»?

Рене на миг задумался, потом почесал затылок похожими на сардельки пальцами.

— Уверен, это означает «обезьяна», — ответил он. — А что?

ГЛАВА 19

— Просыпайся, Бабу.

Мужчина посмотрел на мальчика, спящего у него на руках. Ребенок прижался к груди мужчины, так что не было видно лица, одни только взлохмаченные волосы, раскачивающиеся в такт ходьбе.