Запретный храм - Страница 93

Ему было шестнадцать, когда они с приятелями соорудили коктейль Молотова при помощи бутылки из-под виски и бензина, который удалось отлить из отцовской газонокосилки. С третьей попытки садовые качели сбросило с креплений, а металлический каркас покрылся слоем сажи… Давление — вот в чем секрет, вот что заставляет взрываться коктейль Молотова. Нужно было как можно плотнее закупорить бутылку.

Лука смотрел на собственные трясущиеся руки, на коже посверкивали капли пролитого топлива. Он еще туже завинтил крышку, потом, встав на четвереньки, принялся раскапывать снег, долбя его перочинным ножом. Он копал и копал, вытаскивая разрыхленный снег голыми руками и скидывая рядом. Вскоре он закопался по локоть, потом по плечо.

Он продолжал рыть узкую нору. Ободранные о снег костяшки пальцев начали кровоточить, он чувствовал, как тяжело вздымается грудь. Наконец он остановился, замер, стоя на коленях, взял бутылку, облил остатками топлива обрывок футболки и вытащил из кармана зажигалку.

Кремень выбросил искру ему на пальцы, но зажигалка не загорелась. Он в отчаянии нажимал клапан большим пальцем, снова и снова крутил колесико. Наконец появился крохотный, не больше ногтя, голубоватый язычок. Лука быстро поднес зажигалку к пропитанному топливом материалу и увидел, как по нему медленно пополз почти невидимый огонек. Опустив бутылку вниз, он сбросил туда же несколько пригоршней снега и быстро отступил.

Прошло несколько секунд. Ничего не случилось. Лука стоял, сцепив руки на груди и мысленно приказывая топливу загореться. Он опять услышал крики и подошел к краю, чтобы заглянуть в расщелину.

Первый солдат из группы уже подходил к вершине. Теперь Лука четко видел его лицо. Щеки солдата раскраснелись от напряжения — идти по глубокому снегу было нелегко. Полы расстегнутой куртки развевались за спиной, палец он держал на спусковом крючке винтовки.

Солдат поднял глаза, посмотрел прямо на Луку и автоматически направил ствол винтовки в его сторону, но потом глаза солдата скользнули по громадному нависающему снежному козырьку, и он опустил винтовку, с удвоенной энергией двинувшись дальше. Он был почти у вершины.

«Черт!» — выругался Лука, глядя на снежный отвал у ямки.

Идея не сработала.

На мгновение он повернулся в сторону Гелтанга, все инстинкты говорили ему: беги, догоняй Шару. Но он упал на колени, разгреб снег, вытащил бутылку и посмотрел на импровизированный фитиль.

Пламя погасло.

Стряхнув снег, он снова поджег фитиль — на сей раз зажигалка загорелась без проблем. Бросив бутылку назад в яму, он кинул следом лишь пригоршню снега и тут же отскочил. Под самым козырьком он услышал крик, повернулся и увидел голову и плечи солдата — до вершины ему оставался один шаг. Его винтовка смотрела на Луку.

Все было кончено.

ГЛАВА 55

— Вы только посмотрите на него! — крикнул Рега морю обращенных к нему лиц. — Седьмой настоятель Гелтанга и высокий лама синего ордена. Он просто уставший старик!

Свет проникал в Большой храм сквозь высокие окна по обеим сторонам позолоченной двери. Ночные факелы все еще горели, но их пламя поблекло в лучах утреннего солнца, залившего набитое людьми помещение.

— Не обманывайтесь, — продолжал Рега, напрягая голос, — никакой он не великий лидер. Он просто гниет в своих покоях, следуя собственному пути, а наш священный монастырь тем временем разрушается. И даже сейчас, когда китайцы на пороге, он ничего не предпринимает!

Настоятель стоял перед возвышением, облаченный в грубую коричневую одежду совершенной жизни. Хламида была порвана на груди, из-под нее виднелись худые плечи и неестественно белая после многих лет добровольного заточения кожа. Голова опущена, глаза закрыты. А Рега над ним продолжал произносить обвинительные тирады.

Вот уже почти час шло это публичное поношение, и Рега своими речами приводил собравшихся в неистовство. Когда настоятель только появился, в Большом храме воцарилась тишина. Монахи с изумлением смотрели на оборванного, грязного старика с опущенной головой. Неужели это их священный лидер?

Но по мере того как обвинения Реги нарастали, аура неприкосновенности, окружавшая прежде настоятеля, рассеялась, чему способствовали и презрительные выкрики молодых послушников. Они толпились вокруг возвышения, ловя каждое слово Реги и требуя действий.

Дорже, стоявший у стены, был полон отчаяния. Он беспомощно смотрел на море издевательски усмехающихся лиц, на всю эту невероятную сцену, разворачивающуюся перед ним. Почему молчит настоятель? Почему не отринет глупые обвинения и не вернет себе власть в монастыре?

Дорже увидел, как толпа монахов снова подалась вперед. Их набилось в храм более пяти сотен, они кричали и толкались, чтобы занять место, откуда лучше видно, а их старейшины, как и Дорже, стояли по углам. Они хранили молчание, потому что за хаосом и шумом их все равно никто бы не услышал.

И вдруг Дорже понял. То же самое чувствовал и настоятель. Даже если он попытается возразить, никто не услышит.

По храму гулял ветерок. Дорже посмотрел на дрожащее пламя свечей. Тут золоченые двери открылись и на свет вышли двое. Он увидел длинные черные волосы Шары и мальчика, цепляющегося за ее руку.

Дорже поспешил к возвышению, не без труда протолкался через толпу монахов и наконец добрался до выстроившихся в ряд горнистов.

— Возвестите прибытие! — приказал он, перекрывая гвалт.

Горнисты в смятении посмотрели на него.

— Делайте, что я сказал! — крикнул Дорже.